5 дорожных бед в дореволюционной России

«Уж если русский человек хватит лишнюю чарку, так вы его никак не заставите ехать по-немецки, то есть шагом или маленькой рысцою. Он будет кричать, орать песни и скакать до тех пор, пока не одолеет его сон и вожжи не вывалятся из рук», – писал историк Михаил Загоскин в книге «Русские в начале восемнадцатого столетия». Пьяные ездоки были на Руси всегда, и до революции они были не менее опасны, чем сегодня – пусть скорости были меньше, но возможностей погибнуть гораздо больше.

1. Покалечило лошадьми или экипажем

Понесли, 1884, Павел Ковалевский

Исследователь истории русских дорог Владимир Коршунков приводит случай из газеты «Вятская речь» за 1914 год: «Учительницы женской школы Колчина и Багаева на Святки возвращались в Сарапул. Ехали на одной лошади. Колчина везла с собой трехлетнюю дочурку. Около села Пурги путницам встретился обоз с вином. От удара… кошевка (зимние двухместные сани. – Прим. ред.) с учительницами перевернулась и упала в канаву, придавив спутниц и их ямщика. А возчики, столкнувшие учительниц в канаву, как ни в чем не бывало поехали дальше. В результате Колчина задохнулась, Багаеву же насилу привели в чувство».

Тройка в грязи, 1889, Павел Ковалевский

Особенно опасно было перевернуться в экипаже, нагруженном вещами – сундуками и корзинами пассажиров могло придавить и задушить. Всадники тоже не были застрахованы – лошадь могла выбросить их из седла, могла понести… Упав с лошади и зацепившись ногой за стремя, можно было погибнуть очень быстро.

Не были застрахованы от переворотов и падений и знатные лица. Александра Тютчева в 1853 году так торопилась с Орловщины в Петербург на вручение звания фрейлины, что перевернулась в экипаже. «Я очутилась вместе со своим опрокинутым возком в глубоком овраге, с контуженной головой…» – писала Тютчева. Неудача в пути настигала и императоров – в 1836 году экипаж самого Николая I перевернулся возле города Чембар под Пензой. Император сломал ключицу и 17 верст (больше 18 км!) шел пешком.

Линейка из Москвы в Кузьминки, 1892, Валентин Серов

Вылететь из экипажа вообще было обычным делом, особенно на спусках и поворотах. Современных тормозов у экипажей и телег не было – под колеса лишь подкладывали деревянные «башмаки», которые замедляли скольжение вниз. Каждый спуск, особенно зимой, был рискованным делом. Илья Репин в 1863 году ехал из Харькова в Москву. Он писал: «Страшно спускаться с больших гор. [...] Случалось, что в гололедицу мы долго ждали под горой, пока форейтор приводил подмогу с почтового двора. [...] Сколько было случаев и на нашей дороге… Ведь шоссе окопаны глубокими канавами… И не раз, разогнавшись, незаторможенный экипаж врезывался и опрокидывался в канаву».

2. Упали с моста

Мостик у мельницы, 1908, Константин Коровин

В России до революции словом «мост» могли называть совсем не то капитальное сооружение, которое мы себе представляем, а просто доски, бревна или даже ветки, брошенные на грязь или в болото. «Только жерди, едва обтесанные», – писал священник Николай Блинов о таких «мостах» через болота в 1861 году. С такого моста, конечно, не упадешь, а вот провалиться через него или соскользнуть в болото можно. И прощай, экипаж.

Высокие, «настоящие» мосты через реки также представляли опасность. В 1723 году сам Петр предупреждал жену Екатерину: «Мосты высокие… через реки многие некрепки… Лучше, чтоб пешком перешла или в одноколке переехала». А представьте, если ехал целый обоз, как у помещицы Елизаветы Яньковой в 1803 году: «Три фуры (грузовые экипажи. – Прим. ред.), три кибитки на волах парами и телегу в одну лошадь, обозных три человека и Тараса-повара с парою лошадей, а сами отправились мы в восьмиместной линейке (вид легкого экипажа. – Прим. ред.) в шесть лошадей, в карете в шесть лошадей, коляске в четыре лошади и кибитке в три лошади». Такому каравану уже нужно было выбирать, какими мостами проезжать, и дорога становилась гораздо длиннее.

По Великому Сибирскому пути, 1883, Николай Сверчков. Русские дороги в распутицу представляли собой настоящие реки из талой воды и грязи

Маркиз де Кюстин в книге «Россия в 1839 году» писал, что встретил «множество скверных дощатых мостов, один из которых показался мне просто опасным», мосты «неровные и опасные, так как часто в них недостает самых главных звеньев».

3. Попали в лапы к разбойникам

Подозрительные люди, 1882, Константин Савицкий

Помимо конструкционной опасности мосты на Руси были скоплением нищих и разбойников – ведь это место, где точно проходят много людей даже в малонаселенной местности. Кроме того, как пишет Владимир Коршунков в статье «Мосты, разбойники, нищие», «Дорожные мосты располагались в низине или овраге, где путь сужался. Начинался шаткий настил, в сумерках особенно опасный, и ехавшие люди волей-неволей притормаживали либо выходили из повозки. Тогда и нападать было удобнее».

«Любит проезжих гостей да из-под моста их встречает», говорили о разбойнике. Играло тут роль и понимание моста в традиционной культуре как места, где живет нечисть. Суеверные крестьяне и так боялись мостов, а страх – лучшее условие для нападения. Под мостом можно было не только прятаться, но и хранить добычу, а в реку спускать тела несчастных, которые сопротивлялись и были убиты.

Разбойники под мостами были даже в Москве – в XVIII веке под арками Всехсвятского моста промышляли шайки, которые пропивали награбленное в кабаках на самом мосту. Но не только мосты были обиталищем разбойников. Вплоть до середины XIX века чуть ли не в каждом лесочке возле проезжих дорог прятались шайки разбойников.

Разбойниками становились крестьяне, бежавшие от злых помещиков, армии, государственных налогов. В разбой шли солдаты, уже освоившие воинское дело и часто умыкнувшие оружие. На вооружении разбойничьих шаек бывали не только ружья, но и пушки, с которыми можно было останавливать и брать купеческие обозы. Против разбойников высылали воинские команды, а леса вдоль дорог и около городов вырубали, но власть так и не справилась с этим видом преступности.

4. Подрались со встречными

Извозчик. Из серии «Русские типы», 1920-е, Борис Кустодиев. Извозчик «официальный», в синем кафтане и с номером. Попробуй ненароком стегани кобылу такого мужичка своим кнутом – получишь...

Два экипажа не смогли разъехаться на узкой дороге – вечная история дорожного конфликта. Для конных экипажей в царской России это большая проблема – многие упряжки состояли из нескольких лошадей, были с широкими оглоблями и осями экипажей, и на узкой деревенской или городской улице было сложно разъехаться, надо было уступать. А уступать никто не хотел. Ну а уж если кнутом попадет по чужой лошади – на скорости, в порыве гнева или в суете разъезда – тогда точно замахают кулаками.

Коршунков цитирует материалы этнографического бюро о конфликтах на дорогах Русского Севера: «Едет, особенно зимой, один мужик, навстречу ему другой, никто не отворотит, и вот, одного или вывалит из саней, или что-нибудь поломается. Конечно, он матюкнет виновника и ударит, если незнаком, кнутом, тот тоже отмахнется, и потерпевший выхватит что попало: топор, и стукнет противника…»

Объезд епархии, 1885, Павел Ковалевский. Чиновники – в дилижансе, запряженном пятеркой с форейтором (на передней лошади), им уступают и крестьяне (в телегах справа и слева, снимают шапки), и местные образованные люди (в двуколке слева), возможно, мелкие чиновники

Понятно было, кому уступать, если встретятся барин и крестьянин, знатный дворянин и мелкопоместный, фельдъегерь и почтовая карета – «младший» должен уступить, а если его нагоняет более быстрый экипаж – дать проехать. Особенно сложно это было зимой, в метель, когда дорога была окружена заносами или целыми стенами из сугробов и снега. Крестьянам приходилось сначала выкапывать и вытаптывать площадку – «уторопище» или «утолоку», куда свернут их лошади и телега, а экипажу барина нужно было протискиваться мимо них.

А что, если столкнутся примерно равные – военные или дворяне? Тут начинали «чинами верстаться», выяснять, кто выше по чину, кто дольше служит и кто кого старше. Если встречались на узком пути крестьяне, были негласные правила – пустой воз уступает груженому, меньшее количество лошадей – большему. Ну а когда ехала важная персона, например губернатор по своей губернии, их кучеры уже издалека кричали встречным экипажам: «Сворачивай!»

5. Съели волки

Нападение волков, 1860, Николай Сверчков

Помимо разбойников смертью на дороге угрожали путешественникам стаи голодных волков. Многие из лесных зверей болели бешенством, так что даже их укус угрожал жизни и здоровью.

Как писал еще в 1653 году побывавший на Русском Севере хирург Пьер да Ламартиньен, медведей и волков было «так много, что мы постоянно были в страхе… ежеминутно ожидая нападения». Однако в северных лесах, где было много диких оленей и другой живности, волки не так лютовали, как в Центральной России, где их добычу отстреливали охотники.

Историк Владимир Коршунков цитирует сообщение 1869 года из Вятской губернии: волк покусал двух крестьян – Матвея Шихова и Козьму Мухина, «у первого исцарапал на голове кожу до кости и искусал нос, левую ногу и руку, а у второго левую щеку, висок и правую руку». Сначала оба были здоровы, но через несколько месяцев Козьма Мухин умер от бешенства.

Волки заходили в деревни и, конечно, нападали на путников. Для их отпугивания ямщики зажигали пучки соломы, крепили на свои экипажи и телеги горящие факелы, а путники имели с собой пистолеты и ружья. В некоторых местах России волки оставались проблемой вплоть до XX века. Коршунков описывает, как Серафим, епископ Дмитровский, в середине 1920-х ехал с возницей вдвоем в оттепель возле станции Кубинка в Московской области. «Лошадь, смирная и послушная, вдруг рванулась и – на дыбы, так, что лопнули вожжи» – почуяла волков, глаза которых уже блестели в темноте. «Волки забегают вперед, кидаются навстречу. Испугать бы их, зажечь бумагу – они огня боятся. Но спички отсырели». В итоге один волк погнался за экипажем, но его удалось отпугнуть криками. Видимо, волки были не очень голодны и их было немного, так что владыке Серафиму повезло. В более глухих местах они охотятся стаями и до сих пор кое-где представляют опасность для пешеходов и деревенских жителей.