Как немецкие переселенцы праздновали Рождество в Российской Империи

Со второй половины XVIII века в Россию массово приезжали иностранцы, приглашенные императрицей Екатериной II, чтобы заселить и окультурить обширные просторы империи. Среди них было много крестьян из германских княжеств — Бадена, Вюртемберга, Гессена, Пруссии, Пфальца, Рейнланда и Эльзаса. Иммигранты образовывали многочисленные колонии по всей российской территории — от юга страны до Урала и Сибири.

Получив от властей ряд льгот и сравнительно высокую степень автономии, немцы старались сохранять свою культуру, религию, язык, кухню и привычки в быту. Бережно хранили они и свои праздники, а также связанные с ними обычаи.  

Одним из главных дней в году для колонистов было Рождество. Традиции его празднования варьировались от общины к общине. Это было связано, например, с тем, что иммигранты из немецких земель принадлежали к разным христианским течениям: среди них встречались католики, лютеране, меннониты, евангелисты.

Восстановить полную картину их рождественских традиций во всем многообразии и деталях сейчас довольно сложно: не все поселения были подробно описаны этнографами до Октябрьской революции, а после нее изучение культуры российских немцев затруднили потрясения XX века. Однако кое-что мы все-таки знаем — по описаниям некоторых экспедиций и воспоминаниям людей, родившихся в первой половине прошлого столетия. 

Само Рождество немецкие поселенцы отмечали 25 декабря (как и вся Российская империя до революции), но празднование начиналось еще накануне, в сочельник, и продолжалось несколько дней.

Работать в праздники было не принято, поэтому канун Рождества использовался для подготовки: убирались дома, готовили особые блюда, самодельными украшениями и сладостями наряжали рождественское дерево. Обычно это была елка, однако в регионах, где хвойные встречались нечасто, могли выбрать и другую породу.

Этнографы отмечают, что в Поволжье за несколько недель до праздника немцы проращивали в воде ветви кизила и сирени, а в ящик с землей сеяли ячмень и пшеницу, чтобы украсить и их. 

В большинстве регионов детей посещал Пельцникель (Pelznickel), мужчина, одетый в вывернутый мехом наружу тулуп или шубу. Он носил цепи и скрывал свое лицо, в руках держал палку, иногда розги и ведро, а по дому порой передвигался на четвереньках. Пельцникель доставал непослушных детей из-под кроватей и пугал их своим суровым внешним видом, громким низким голосом и лязганьем цепей. В качестве наказания он мог заставить ребенка грызть цепь, есть лук или чеснок или выполнять другие задания.  

Имена его могли различаться от поселения к поселению: например, в том же Поволжье был известен и как Вайнахтсфукс (Weihnachtsfuchs), а в Волыни — как Пельцбок (Pelzbock).

Вместе с Пельцникелем, до или после него приходил Кристкинд (Christkind, буквально «Младенец Иисус»). Его мог изображать мальчик или юноша, но чаще всего эта роль доставалась девочке или девушке. Кристкинд, носивший белое платье и прятавший лицо за фатой или вуалью, был добрым духом, но тоже мог наказать — причем опасаться стоило не только детям, но и чересчур любопытным взрослым, пытавшимся заглянуть под вуаль.

Иногда его и Пельцникеля сопровождали помощники или другие ряженые. Дети обещали Кристкинду хорошо себя вести, рассказывали молитвы и стишки, получая за это подарки и сладости.  

Christkind

Вечером в сочельник семьи переселенцев обязательно посещали церковь. Там тоже ждала наряженная елка, с которой после службы снимали приятные мелочи и сладости и отдавали детям.

Лютеранская кирха св. Николая в немецкой колонии Гражданка

Одевались туда торжественно: женщины носили синие верхние и вытканные шерстяные нижние юбки, душегрейки, белые блузы и фартуки с цветами, а также бусы. Мужчины украшали себя цветными шарфами, галстуками и часами с цепочкой, а поверх рубашек надевали жилеты, кафтаны или короткие пиджаки, которые назывались «биншак» (Binschak). Дома ужинали и распределяли подарки: в некоторых семьях, например в Петербурге, их можно было «заказать» заранее по своему желанию.  

Праздничное меню в разных регионах империи отличалось. По некоторым данным, у поволжских немцев в Рождество не подавали мясо: считалось, что это — к нападению волков на скот, поэтому в первый день празднований варили сладкий суп (Schnitzsuppe), а во второй — жарили птицу. В Сибири на столе обязательно стоял рождественский гусь, приготовленный по специальному рецепту.

В южных колониях, наоборот, в праздник «на счастье» ели свинину, а к ней подавали кислую капусту, которая должна была принести домочадцам здоровье в будущем году. Любили колонисты и клецки, и выпечку самых разных видов. 

Взрослые могли веселиться до утра и пить вино или водку. Молодежь в некоторых колониях ходила по домам, поздравляя соседей, собиралась на улице или праздновала отдельно, в своем кругу.

Все это сопровождалось песнями и плясками, причем некоторые танцы — семиколенный «Августин» (Siebentersprung), вальс «вприпрыжку» — были привезены еще предками колонистов из немецких земель, а другие — например, знаменитая камаринская — со временем переняты у русского населения. Любимой рождественской песней была «O Tannenbaum, o Tannenbaum».  

Скромнее и сдержаннее, чем у католиков и лютеран, проходило Рождество у евангелистов, баптистов и меннонитов. В таких колониях обычно ограничивались молитвами и подарками, а вместо Пельцникеля детей посещал Вайнахстманн (Weihnachtsmann). Меннониты собирались в сочельник в доме проповедника, где проходил торжественный обряд омовения ног.  

Приложение к журналу немецких колонистов «Фриденсботе», 1894

На второй день праздников в Поволжье часто назначали свадьбы, особенно популярные зимой. Рождественская неделя, продолжавшаяся с 25 по 31 декабря, была периодом спокойствия перед Сильвестерабендом (Silvesterabend), кануном Нового года. В это время сибирские колонисты старались особенно внимательно следить за своим поведением — много молились, не сквернословили. Поволжцы могли воспользоваться возможностью погадать на погоду в будущем году, посолив луковицу и оценив ее состояние.

Frohliche Weihnachten - Счастливого Рождества