Чем Европа и Америка удивили и разочаровали Сергея Эйзенштейна

05 октября 2023

Великий советский режиссер за рубежом подружился с Бернардом Шоу, Чарли Чаплиным и Уолтом Диснеем. Но так и не смог снять ничего существенного.

В декабре 1925 года режиссер Сергей Эйзенштейн сделал в своем дневнике пометку: «Проснулся знаменитым». Тогда его фильм «Броненосец “Потемкин”» триумфально дебютировал на киноэкранах Москвы и установил качественно новую планку в кинематографе. «Зал поднялся, и зрители устроили овацию нашему фильму. Оркестр прекратил играть – все равно ничего не было слышно. Музыканты приветствовали картину вместе со всеми зрителями», – так вспоминал премьеру фильма Григорий Александров, ассистент Эйзенштейна.

«Потемкин» – ода русской революции. Режиссер искренне поддерживал большевиков и не раз признавался, что события октября 1917 года определили его судьбу и во многом сформировали его как творца.

Затем «Броненосец “Потемкин”» получил прокат за рубежом, и революционный фильм русского режиссера захватил уже весь мир. Шведский король Густав V встретил картину бурными аплодисментами на берлинской премьере. Чарли Чаплин назвал фильм Эйзенштейна лучшей картиной из тех, что он видел. И даже министр пропаганды Третьего рейха Геббельс позже признавал: «Это чудесный фильм. С кинематографической точки зрения он бесподобен. Тот, кто не тверд в своих убеждениях, после его просмотра, пожалуй, даже мог бы стать большевиком».

Но идеологическая составляющая фильма была проблемой для других государств. Правительство Германии не обрадовал колоссальный успех фильма, восхваляющего революцию, и уже довольно скоро в рейхстаг поступило предложение запретить картину Эйзенштейна за «восхваление насилия, возбуждение недовольства против власти и подстрекательство масс». Однако правительство не стало идти на этот шаг, побоявшись, что это привлечет еще больше внимания к фильму. В Лондоне в это время проходили крупнейшие забастовки шахтеров, поэтому «Потемкина» и вовсе не пустили в прокат. Но это не помешало ему снискать огромный успех на подпольных рынках.

Как бы то ни было, именно после «Броненосца “Потемкина”» за кинематографом наконец закрепилось звание искусства, а сам Эйзенштейн стал самым модным режиссером мира. Однако следующая революция произошла уже в США – американцы научились делать звуковое кино. И Эйзенштейн, как никто другой, понимал, что звук нужно срочно вводить и в советские фильмы. Он загорелся идеей отправиться в Голливуд, чтобы изучить опыт западных коллег. Для этого он добился личной встречи со Сталиным и в 1929 году, досняв фильм «Старое и новое», получил разрешение на выезд за границу.

Запертые в Европе

Эйзенштейн отправился в зарубежную поездку вместе с ассистентом Григорием Александровым и своим постоянным оператором Эдуардом Тиссэ. Первой остановкой на пути в Голливуд стал Берлин. Получить американскую визу из Москвы тогда было невозможно из-за отсутствия дипломатических отношений между США и СССР. Американское правительство, большие противники коммунизма, признало Советский Союз только в 1933 году. Ранее Эйзенштейн уже получал приглашение приехать в США от United Artists, но когда он прибыл в Берлин и связался с кинокомпанией, ему прислали телеграмму со словами: «Ваш приезд в США сейчас нецелесообразен». Группе Эйзенштейна пришлось пробыть в Европе более полугода.

Режиссер ездил по европейским городам с лекциями о теории кино и советских фильмах. Берлин, Гамбург, Цюрих, Лондон, Париж, Брюссель, Амстердам, Антверпен. География путешествий советских кинематографистов расширялась так же стремительно, как и круг знакомств Эйзенштейна. Он общался с самыми яркими кинематографистами и писателями того времени – Бернардом Шоу, Джеймсом Джойсом, Белой Балашем, Леоном Муссинаком, Джорджем Бэнкрофтом, Джозефом фон Штернбергом. Все хотели познакомиться с режиссером великого «Броненосца “Потемкина”».

Во время выступлений Эйзенштейн, фанат Октябрьской революции, совершенно не скрывал своих политических предпочтений. Это вызывало беспокойство у руководителей стран, которые посещал советский режиссер. После серии лекций в рабочем районе Цюриха швейцарская полиция вынудила Эйзенштейна покинуть страну. Режиссер также пытался договориться об озвучивании фильма «Генеральная линия» («Старое и новое») во Франции и Англии, но так и не смог найти финансирование.

Во время затянувшегося пребывания в Европе Эйзенштейну не раз приходилось браться за коммерческие проекты, чтобы заработать на хлеб и крышу над головой. Например, его группа сняла короткометражный фильм «Сентиментальный романс» на деньги парижского ювелира Леонарда Розенталя. Бизнесмен согласился профинансировать картину только при условии, что главную роль сыграет его любовница Мара Гри. Благодаря этому проекту Эйзенштейн, Александров и Тиссэ получили не только щедрый гонорар, но и возможность поработать со звуком в кино. «Сентиментальный романс» стал первым звуковым фильмом в карьере режиссера, хоть и получил смешанные отзывы.

При этом Эйзенштейн был обязан информировать Москву о своих перемещениях и отправлять телеграммы советской прессе. Всегда существовала опасность стать «невозвращенцем» – советским гражданином, выехавшим за рубеж и порвавшим все связи с СССР. Эйзенштейн старался всеми способами поддерживать ощущение, что он находится в Европе именно как представитель Советского Союза, а не независимый режиссер.

Лишь в конце апреля 1930 года мечта Эйзенштейна попасть в Голливуд наконец-то стала реальностью. Он подписал контракт с компанией Paramount, оформил американскую визу и отправился в США. Режиссер надеялся сделать несколько фильмов, чередуя места съемок – СССР и Голливуд. Это было очень наивно с его стороны.

«Красные» в Америке

Одним из первых, кого встретили советские кинематографисты в США, был Чарли Чаплин, суперзвезда немого кино. Услышав, что группа Эйзенштейна приехала в Голливуд, чтобы учиться звуковому кино, он рассмеялся: «В Голливуде не делают кино, здесь делают деньги. Учиться киноискусству надо там, где сделан “Броненосец «Потемкин»”». Об этом вспоминал Григорий Александров в своей книге «Эпоха и кино» 1983 года.

Эйзенштейн был частым гостем на вилле Чаплина. Они почти каждый день играли в теннис, плавали в бассейне и много говорили о кино. Советский режиссер считал, что они с Чарли очень похожи. Оба отличались пытливым умом, оба были трудоголиками, оба имели черты вспыльчивого и жестокого ребенка. Единственное, что смущало Эйзенштейна – он не понимал, зачем Чаплин ведет скучную голливудскую жизнь. На светских встречах кинозвезды обсуждали одно и то же – недвижимость, деньги, сплетни, бридж. Он не видел ничего интересного в таком образе жизни и хотел выглядеть полной противоположностью всему этому.

Эйзенштейн также посетил киностудию Уолта Диснея, о котором затем не раз с восхищением писал: «Мне иногда бывает страшно глядеть на его вещи. Страшно от какого-то абсолютного совершенства в том, что он делает. Кажется, что этот человек не только знает магию всех технических средств, но что он знает и все сокровеннейшие струны человеческих дум, образов, мыслей, чувств. Он творит на уровне представлений человека, не закованного еще логикой, разумностью, опытом... Одна из самых удивительных вещей Диснея – “Подводный цирк”. Какую нужно иметь чистоту и ясность души, чтобы сделать его. В какие глубины нетронутой природы нужно вместе с пузырьками и ребятами, похожими на пузырьки, нырнуть, чтобы приобрести такую абсолютную свободу от всех категорий, всех условностей. Чтобы быть, как дети».

Paramount делал большую ставку на Эйзенштейна, поэтому PR-служба компании оперативно взялась за его продвижение в Голливуде. В прессе стали появляться фотографии советского режиссера со звездами американского кино, газеты пестрили хвалебными публикациями о его фильмографии.

Но одновременно с этим выходили и материалы противоположного содержания. Некий майор Фрэнк Киз распространил брошюру под названием «Эйзенштейн: Посланник ада». Он отправил ее сначала в офис Paramount, а затем, не дождавшись вразумительного ответа от киностудии, разослал ее в редакции крупнейших изданий. В тексте брошюры Киз всячески очернял Эйзенштейна, называл режиссера опасным евреем-космополитом и обвинял его во всех преступлениях, совершенных большевиками после революции.

Майор был уверен, что Эйзенштейн – советский агент, посланный в Америку с целью промыть мозги американским гражданам: «Если вашим еврейским первосвященникам и книжникам не хватает смелости сказать вам, а у самих вас не хватает мозгов понять или не хватает преданности этой земле, которая дала вам больше, чем вы когда-либо имели в истории, не импортировать красных собак и садистов вроде Эйзенштейна, то позвольте проинформировать вас, что мы приложим все усилия, чтобы его выслали. Мы больше не хотим красной пропаганды в нашей стране. Вы что, пытаетесь превратить американское кино в коммунистическую выгребную яму?»

И хотя текст брошюры заставлял усомниться в психическом здоровье майора Киза, «Эйзенштейн: Посланник ада» все же смогла поднять шум в американском обществе. Журналист Los Angeles Times, комментируя деятельность Эйзенштейна в Голливуде, написал: «Paramount мог бы найти другого режиссера, а не привозить из России того, кто делал пропагандистские фильмы по заказу русского правительства». На светском ужине в особняке миллиардера Кинга Жиллета одна из гостей спросила у советского режиссера, почему он не предотвратил расстрел царской семьи. Эйзенштейн почувствовал, что многие американцы стали относиться к нему как минимум с настороженностью.

За полгода в Америке Эйзенштейн написал сценарии фильмов «Стеклянный дом», «Золото Зуттера» и «Американская трагедия». Paramount отверг первые два из-за антикапиталистического подтекста, зато последний показался студии крайне перспективным. Даже автор оригинального романа Теодор Драйзер высоко оценил проект советского режиссера. Эйзенштейн планировал впервые реализовать метод внутреннего монолога и воплотить на экране внутренний мир главного героя.

Однако осенью 1930 года США захлестнула волна антисоветских настроений. Конгрессмен Гамильтон Фиш, ярый противник коммунизма, начал расследование «коммунистической деятельности» в Голливуде, в его список попал и Эйзенштейн. Советский режиссер явился в офис Paramount, где ему сообщили, что ни один из его сценариев реализован не будет. Кинокомпания заявила о скором расторжении контракта и согласилась оплатить три билета до Москвы.

Прошло уже больше года с тех пор, как Эйзенштейн отправился в международную поездку, и он до сих пор не снял ни одного полнометражного фильма. Но он не терял надежды. Незадолго до отъезда из Америки советский режиссер познакомился с писателем и левым политическим активистом Эптоном Синклером. Синклер согласился профинансировать новый проект Эйзенштейна – киноэпопею под рабочим названием «Мексиканский фильм». В декабре 1930 года группа советских кинематографистов отправилась в Мексику.

Que viva México!

Мехісаn Film Trust, который Синклер основал специально для съемок фильма Эйзенштейна, рассчитывал, что режиссер быстро сделает небольшую картину с мексиканскими обычаями и экзотическими пейзажами, похожую на туристический буклет. Однако с самого начала все пошло не по плану.

Еще в марте 1929 года мексиканское правительство объявило Коммунистическую партию вне закона, а также запретило коммунистам въезд в страну. Уже через две недели после прибытия в Мексику Эйзенштейна, Александрова и Тиссэ арестовали для допроса. Их выручила Мэри Крейг Синклер, супруга Эптона Синклера. Она организовала кампанию по освобождению Эйзенштейна, заручившись поддержкой Чарли Чаплина, Альберта Эйнштейна, Дугласа Фэрбенкса, Джорджа Бернарда Шоу и двух сенаторов США. Получив серию телеграмм от влиятельнейших людей, полиция решила освободить группу Эйзенштейна, советских кинематографистов объявили почетными гостями Мексики.

В Мехико Эйзенштейн проводил много времени с Диего Риверой, с которым они познакомились еще в 1928 году в Москве. Художник познакомил гостя со своей женой Фридой Кало, а также Роберто Монтенегро и Жаном Шарло. Советский режиссер сильно увлекся мексиканской культурой и понял, что хочет сделать нечто большее, чем красивый, но пустой фильм для туристов. Он снял сцены корриды и фиесты в Пуэбла и Гуадалупе, посетил Таско и Акапулько. На полуострове Юкатан он погрузился в историю цивилизации майя, фиксируя на камеру могучую культуру доколониальной Мексики. На тихоокеанском побережье, в Теуантепеке, он восхитился тропическими пейзажами и изучил обычаи местного матриархата.

Эйзенштейн значительно расширил идею своего фильма и сменил его название на «Да здравствует Мексика!». Сюжет оказался разбит на несколько новелл, которые охватили бы несколько исторических эпох. Однако наполеоновские планы Эйзенштейна не обрадовали Синклера – съемочный процесс затягивался, бюджет стремительно рос. Уже в сентябре спонсор потребовал от режиссера установить конкретные сроки окончания работы. Более того, Синклер написал телеграмму в Москву с просьбой к советскому руководству частично возместить его затраты на фильм.

Однако к тому моменту отношения Эйзенштейна с правительством СССР тоже испортились. Летом 1931 года глава Союзкино Борис Шумяцкий настоятельно рекомендовал ему вернуться на родину, однако режиссер проигнорировал эту телеграмму. Вскоре стало ясно, что это решение было ошибкой. В ноябре Синклер получил письмо от самого Сталина со следующим содержанием: «Эйзенштейн потерял доверие его товарищей в Советском Союзе. Его считают дезертиром, который порвал со своей страной. Боюсь, люди здесь вскоре потеряют к нему интерес. Очень сожалею, но все эти утверждения являются фактом. Желаю Вам благополучия и выполнения вашего плана посетить нас. Привет. Сталин».

В начале 1932 года Синклер полностью прекратил финансирование фильма. Эйзенштейн так и не завершил свою мексиканскую эпопею, передав 80 тыс. метров отснятого материала спонсору. Режиссер надеялся, что советское правительство выкупит эти кадры у Синклера, чтобы он мог заняться монтажом уже в Москве, но этого так и не произошло.

Впоследствии голливудские студии использовали мексиканские кадры Эйзенштейна в нескольких фильмах («Гром над Мексикой», «Вива, Вилья!», «День смерти» и «Время под солнцем»), однако все они значительно искажали задумку автора. В Советском Союзе картина «Да здравствует Мексика!» вышла уже после смерти Синклера, в 1979 году. Фильм смонтировал уже пожилой Григорий Александров, он постарался максимально приблизить эту версию к первоначальному замыслу своего учителя.

Эйзенштейн вернулся в Москву в мае 1932 года, его ждал холодный прием. Он смог восстановить репутацию лишь спустя шесть лет, когда снял патриотический фильм «Александр Невский». Но он так никогда и не стал послушным автором.

В 1946 году Сталину очень не понравился идеологический подтекст второй серии «Ивана Грозного». Эйзенштейну запретили снимать что-либо, пока он не переделает фильм. Он тяжело переживал разлуку с кино, и это сказалось на его здоровье. Сергей Эйзенштейн умер от сердечного приступа в 1948 году в возрасте 50 лет. Верность своим идеям сделала его одним из величайших режиссеров в истории, она же его и погубила.

#Русские за рубежом #История #Искусство