Гжель: все, что нужно знать о бело-синей посуде
Мы привыкли, что разнообразные фигурки и посуду гжель можно недорого купить почти на каждом углу. Но на самом деле, гжель не ограничивается сине-белой посудой массового производства. Это название включает в себя очень разные направления расписной керамики. Например, художников, которые работают по старинной технологии гжельской майолики, существует не больше пяти. Их изделия мало похожи на то, что в массовом сознании ассоциируется с гжелью: они пятицветные, с лубковым орнаментом.
«Вы не представляете, как мы на выставку с этими авторами договариваемся, – смеется Валентин Розанов, один из ведущих художников гжельского промысла. – “Ну дай нам на выставку работы”, – говорю я. А он мне: “Слушай, у меня на годы вперед все расписано, некоторые еще не доделал, а вещь уже куплена”.
Гжельская майолика требует сложной технологии производства. Есть и другие, гжельские полуфаянс, фаянс и фарфор, которые на протяжении последних пары веков развивались параллельно. Их выпускают заводы и семейные мастерские. Существуют и самостоятельные художники, добившиеся признания в искусстве бело-синего фарфора. Таких около десяти: «У них в Русском историческом музее есть своя секция. Это уже не ремесло, а искусство», – рассказывает Валентин Розанов.
Такие мастера в одиночку работают над изделием на протяжении всего цикла создания: от куска глины до росписи, глазурования и обжига. «Художник будет корпеть над своим кувшином два месяца, а в конце он треснет при обжиге, и все придется начинать заново... Процент брака в авторской керамике доходит до пятидесяти, технология сложная, вплоть до того, что глина попалась не того качества», – говорит Розанов.
Какой же путь прошел этот промысел от базового гончарного ремесла до признания одним из самых русских стилей?
Гжельский куст
Гжель – это название целого района в 60 км от Москвы, в который входит около 30 деревень. Еще до революции 1917 года, когда в Россию пришла «власть советов», эта территория считалась Гжельской волостью Бронницкого уезда Московской губернии. Теперь же «Гжельский куст», именно так называют россыпь деревень, – часть Подмосковья. И славится она своими глинами уже больше 700 лет.
Помещичества и крепостного права в Гжельской волости не было никогда, зато были гончарные мастерские, а, точнее, сотни мастерских: какие-то по сию пору остаются семейным делом, другие выросли до огромных заводов, которым государство дает неплохие льготы.
Известно о Гжельском кусте еще с начала XIV века, когда в документах появились первые упоминания о гжельских землях – в связи с присоединением их к Московскому княжеству. Жители деревень уже тогда занимались гончарным мастерством, еще простым, традиционным – делали не только посуду, но и другие бытовые предметы, трубы, корчаги (огромные глиняные сосуды), игрушки.
Валентин Розанов рассказывает, что жители гжельских деревень до сих пор, «копая огород под картошку», находят в земле черепки игрушек или тарелок с незамысловатой росписью, которым по 200-300 лет: «Простые однотипные игрушки, похожие на Дымковскую: лошадки, птички-свистульки, медведи – такие распространены были по всей русской равнине и, возможно, были обрядовыми». В огородах находят только битое, производственный брак, который выбрасывали. Из бытовой посуды музеям не досталось почти ничего, кроме 20-30 изделий.
В XVII веке жителей Гжельской волости приписывают к московскому Аптекарскому приказу: мастерские становятся государственным поставщиком сосудов для лекарств. Аптекарские банки и склянки делали тогда исключительно из керамики.
В то же время в глухие леса и болота, которыми изобиловала местность, бежали староверы от преследований и Никоновских реформ. Старообрядцы, кстати, в XVII веке уходили и в леса Заволжья. Только туда они привезли искусство золотой росписи, известной теперь как хохлома.
«Люди занимаются тем, чем могут, чтобы прокормиться, – рассказывает Валентин Розанов. – Сейчас половину деревьев вырубили, но там были одни леса вокруг, удобно прятаться. А на поверхность земли выходили десятки сортов глин: от белой до коричневой. Хочешь – не хочешь, а глину использовали для технических нужд. Староверы жили общинами, строили церкви. Они всегда приносили с собой свои ремесла, любили ручные дела. Благодаря этому и глинам территория Гжели превратилась в керамический центр».
Пятицветный лубок на вес золота
У самого слова «гжель» есть разные версии происхождения. Распространенное, но ошибочное мнение: гжель – от слова «жечь», ведь посуду закаливают в печи.
Наиболее правдоподобная версия: через территорию Бронницкого уезда как раз протекает река Гжелка, основная водная артерия тех мест.
В древнеславянском «гжель» означает гусли. Кстати, рядом с Гжельским кустом есть и местечко Гуслица.
И еще одна славянская, а точнее польская, версия: гжегжелика – кукушка, в здешних лесах их немало.
Гжельские изделия, конечно, ни синими, ни фарфоровыми поначалу не были. Сначала появилась простая терракота или «обожженная земля». Такую дети до сих пор любят делать сами: обжигают слепленную вручную из красной глины посуду или игрушки в русской печке или даже на костре – в кирпичах.
Глина застывала очень пористой, жидкость могла просочиться сквозь стенки, и гончары обрабатывали ее разными способами. «Обварную» сразу после печи, еще раскаленную, окунали в жидкий раствор, похожий на муку для блинов. При «молочении» посуду перед обжигом погружали в молоко.
В XVII веке Петр I, так любивший Голландию и ее голубые изразцы, ввел моду на тарелки с синей каемкой. А в XVIII веке до Гжели докатилась слава о цветной европейской майолике – пористой керамике, покрытой глазурью целиком. Ее закупали знатные дворы, а технология изготовления была дорогой и сложной. Гжельцы стали искать рецепты и способы упростить и улучшить производство. В результате родилась «гжельская майолика»: пятицветная, землистая, с лубочными орнаментами.
До современности дошли музейные экземпляры майолики, в том числе гжельские квасники с лепными ручками и отверстием посередине. «Есть предположение, что эти отверстия нужны были для того, чтобы вставлять туда кусок льда, обернутой тряпицей, чтобы квас охлаждался, – рассказывает Валентин Розанов. – Кто-то считал, что дырка нужна, чтобы нанизывать на руку несколько квасников, когда обслуживали гостей тех лет. Для нас, художников, это отверстие – декоративный элемент».
Валентин Розанов давно изучает гжельский промысел и сделал вывод, что квасниками никто никогда не пользовался, они были исключительно коллекционной посудой. В фондах крупных музеев Розанов вместе с научными сотрудниками пытался понять, для чего нужны были квасники: «Мы посмотрели внутрь с фонариком. Дно было неглазурованное: где-то потеки глазури, где-то глина, следы пальцев, пыль, скопленная с XVIII века, их же никто не мыл. И все светлое: если б наливали жидкость, то глина бы потемнела, туда внутрь не проникнуть, не помыть ничем. Это вещи чисто декоративные, стояли на полках. Они были доминантой в интерьере. Романовы такое коллекционировали, мы видим квасники в коллекциях “русского”. Их берегли как драгоценность».
Синяя птица-феникс
Параллельно с майоликой развивались другие направления гжельского промысла: полуфаянс, фаянс, фарфор. Гжельцы искали рецепты заграничной керамики, которую в России очень ценили и покупали за большие деньги. Так родился полуфаянс: керамика исключительно гжельская. Она была грубее европейского фаянса, но тоньше и менее пористая. Мастера так навострились украшать поверхность, что полуфаянс гжели занял особое место в промысле. Потом появился тонкий фаянс. Что же касается фарфора: китайский, а позже и европейский фарфор был в России на вес золота.
«Китайцы держали искусство фарфора в секрете, в Германии было даже секретное производство, пытались его изобрести, – рассказывает Валентин Розанов. В Китае компоненты чистые, прямо из земли. Они брали каолин и камень, дробили-смешивали и вот – фарфор. Европейцы стали подбирать материалы из своих ресурсов. Когда фарфор попал в Россию, уже русские стали изобретать рецепт. Поэтому в разных странах фарфор разный. В Гжели были сотни заводов и мастерских. Кто-то остался на гончарном уровне, делали посуду. Кто-то более смышленый открыл фарфоровое производство с дорогим оборудованием».
Отчасти из-за фарфора гжель осталась синей. Мода на бело-голубую роспись вернулась в XIX веке: дело в том, что фарфор обжигают при очень высокой температуре, и большинство привычных майолике коричневых, зеленых и оранжевых красок выгорают. А кобальт, из которого и получается синяя краска – не выгорит. Белый же цвет фона дает сама качественная глина после обжига.
Один из основных и самых известных мотивов не только гжели, но и всей мировой культуры прикладного искусства – роза. В гжельской росписи она особенная, рассказывает Валентин Розанов: «Роза в гжели закрытая, рисуется тремя-четырьмя мазками, и у каждого художника она своя, мы можем понять автора с одного взгляда, а повторить его розу – никогда. Это не простая ромашка, а благородный и ценный, редкий цветок, к элитарному тянулись всегда. Художники набирают разное количество краски на обе стороны кисти: одним движением они дают и тень, и глубину – так распределяется краска при мазке по кругу – за один раз».
К сожалению, в начале XX века из-за промышленной революции ручной промысел стал умирать – за ненадобностью. Заводы национализировали, производства остались без хозяев. Мужчин забирали на войну, а керамикой в Гжели занимались исключительно они: «Вообще говорят, что до начала XX века всем занимались мужчины, а женщины сидели на хозяйстве, – добавляет Розанов. – В наших деревнях мужчины работали по 14 часов в день, поэтому они уходили на производства и жили общиной, а домой возвращались на выходные или праздники».
В 1940-ые в Гжель после лагерей направили работать искусствоведа Александра Салтыкова, который начал искусство возрождать. Он вернул работников, воссоздал технологическую цепочку, а позже, в Москве включил гжельскую керамику в музейные коллекции и инициировал раскопки. Под его руководством работала известнейший художник Наталья Бессарабова, вместе они создали гжельскую «азбуку мазков». Параллельно гончарному делу стали обучать в техникумах. И фарфор стал делом исключительно женским. Когда Валентин Розанов в 1974 году пришел работать на завод гжели, он был единственным мужчиной среди работниц.
Теперь в Гжели работает государственный институт с кафедрой изобразительного искусства и народной художественной культуры. Производства, которые прошли сертификацию и поддерживают народное искусство, государство освобождает от налогов. Траты на крупные выставки тоже компенсируют. А гжельские художники “на вольных хлебах” борются за чистоту промысла: «Кто чего там лепит? Мастерских же очень много. Мы тоже видим, что есть удачные произведения, а есть грубые. С недобросовестными производителем боремся. Они же дискредитирует гжель, выкидывая на рынок плохие некачественные вещи», – рассказывает Розанов. Промысел не умрет, уверен художник.