Как Петр I спас русских женщин от ядовитой косметики

Французский дипломат Фуа де ла Нёвилль в 1689 году записал, что живущая в России жена Андрея Артамоновича Матвеева, Анна (в девичестве Аничкова) – «единственная женщина в этой стране, которая не пользуется белилами и никогда не нарумянена, поэтому она достаточно хороша собой». Пока прочие знатные русские женщины продолжали сурьмить брови и белить лицо, жена Матвеева сияла естественной красотой.

Андрей Матвеев был сыном боярина Артамона Матвеева (1625-1682), главы правительства при Алексее Михайловиче и «первого русского европейца». Дом Матвеевых был обставлен иностранной мебелью, увешан европейскими картинами, его женой была шотландка Евдокия Гамильтон. Потомок такого семейства мог позволить своей супруге вести себя «по-европейски». Всего лишь за 50 лет до того супругу князя Черкасского, главы правительства при Михаиле Федоровиче, буквально заставляли краситься другие боярыни.

Портрет царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной

Именно Артамон Матвеев был хозяином дома, в котором воспитывалась Наталья Нарышкина, мать Петра Великого. Позже царица Наталья ввела в быт многие новшества – она смотрела театральные представления, танцевала, появлялась в экипаже с открытым верхом, а не в закрытом возке. Наталья Нарышкина – первая из русских цариц, портрет которой отражает ее действительную внешность.

Сын Натальи Нарышкиной царь Петр Алексеевич не любил традиционную московскую Русь, в том числе и напомаженных как куклы знатных дам, неуклюжих и скованных в своей длиннополой одежде. Ему гораздо больше нравились европейские кокетки в платьях с декольте – и Петр ввел такие платья своими реформами.

«Женский пол обязан носить немецкое платье»

Портрет царевны Натальи Алексеевны, родной сестры Петра Великого, около 1714–1715, художник Иван Никитин

Конечно, уже при отце Петра царе Алексее и при его старшем брате царе Федоре европейская мода в одежде проникала в Россию. Но только в мужском костюме. Костюм женщины оставался строго традиционным и очень похожим на мужской – много слоев, длиннополое платье, шубы мехом внутрь, с опушкой на манжетах и воротнике.

Женщин было легко отличить от мужчин только по тяжелой косметике – свинцовые белила накладывали слоями и корректировали, снимая слои специальным скребком. Не нравилось это не только «русским европейцам» вроде леди Гамильтон или царя Петра. Протопоп Аввакум писал: «Иные же жонки лицо своё безобразят, и паки красок накладут – ино червлёно, ино бело, ино сине, что суть подобно мерзкому зверю облизьяну».

Станислав Хлебовский. Ассамблея при Петре I

Петр начал свои реформы русского костюма через несколько дней после возвращения из Великого посольства в Европу и прямо во время казней стрельцов. 29 августа 1698 года вышел указ «О ношении немецкого платья, о бритии бород и усов». Почему именно во время казней стрельцов – взбунтовавшейся московской гвардии? Надо думать, законодатель этим подчеркивал – мы уничтожаем старый порядок и запрещаем ему подражать.

Следующие указы о новой одежде выходили в 1700, 1701 и 1705 годах. В Москве на стенах Белого города установили манекены в европейском платье, чтобы все понимали, как нужно одеваться. А за «неправильную» одежду в городах брали внушительный штраф – 40 копеек с пеших, 2 рубля с конных (16 килограммов мяса стоили тогда 30–40 копеек). О женщинах в указе было сказано отдельно: «Женский пол всех чинов обязан носить немецкое платье».

Несмотря на изначальные протесты и даже восстания, немецкое платье вошло в моду. А с 1717 года Петр начал проводить ассамблеи, где личным примером – своим и жены Екатерины – показывал, как надо одеваться, танцевать и веселиться. Но как это все влияло на женскую косметику?

«Её можно было принять за странствующую артистку»

Бал (кадр из фильма «Мария-Антуанетта»)

Немецкая женская одежда начала XVIII века подразумевала открытые руки, в разной степени открытые декольте и часть спины и, конечно, головные уборы и прически. Такой образ был несовместим с русской женской косметикой XVII века – слишком дорого было бы белить грудь и руки. Кроме того, в плотной косметике невозможно смеяться и танцевать, а этого московские боярышни никогда на публике раньше и не делали.

Когда танцы стали публичным развлечением, а умение танцевать – показателем знатности, изменился сам темп движения русской женщины. В Московской Руси красавица должна была выступать словно пава – ее ноги были скрыты длиннополой одеждой, она будто медленно плыла, оставаясь в целом неподвижной. Напротив, красавицы XVIII века с обнаженными руками и спинами были в постоянном движении, флиртуя, смеясь и танцуя. Волосы, которые русские женщины прятали под одежду, считая их частью обнаженного тела, в новой моде стали материалом для модных причесок, базой для ношения безумных париков и головных уборов.

Конечно, чтобы все это скомпоновать, русским дамам на первых порах не хватало не только вкуса, но и умелых портных. Иностранные портные и модельеры в 1710–1720-е годы только начали обучать русских швей и закройщиков изготовлению новых фасонов. Поэтому даже первые лица государства в Европе выглядели курьезно. Историк Ирина Климовицкая в статье о «модных» реформах Петра приводит слова маркграфини Вильгельмины Байрейтской, которая видела царя и царицу во время их визита в Берлин в 1719 году. Юной маркграфине тогда было всего 10 лет, но она вспоминала, как выглядела Екатерина I: «Платье, которое было на ней, по всей вероятности, было куплено в лавке на рынке. Оно было старомодного фасона и все обшито серебром и блестками. По ее наряду можно было ее принять за немецкую странствующую артистку».

«Как настоящая русская»

Портрет юной Елизаветы Петровны. Иван Никитин, 1720-е годы

Должно было пройти еще 20–30 лет, прежде чем русские модницы смогли соревноваться с европейскими. К середине XVIII века на смену белилам пришла мода на естественный цвет лица, который старались поддерживать с помощью оздоравливающих растительных средств.

Кожу лица для белизны умывали парным молоком, огуречным рассолом, отваром василька. Для очистки кожи использовали, как сообщает культуролог Оксана Маякова, средства на волчьем сале, мази на основе яичного белка и масел из цветущего колоса пшеницы.

Екатерина Великая вспоминала, что в юности страдала от угрей и прыщей на лице, но ей помог лейб-медик: «Он вытащил из кармана маленький пузырек талькового масла и велел мне капнуть одну каплю в чашку воды и мочить этим лицо от времени до времени, например еженедельно. Действительно, тальковое масло очистило мне лицо и дней через 10 я могла показываться». Использовали и порошок сушеной бодяги, которым для свежести натирали лицо.

Но самым известным русским средством для свежести лица и кожи, которым пользовались все, от крестьянок до цариц, было обтирание снегом и льдом. С крестьянками ясно – долгими холодными зимами они регулярно ходили в баню и ныряли в прорубь или в сугроб. Но не отставала и знать. Кабинет-секретарь Екатерины II Адриан Грибовский рассказывал, что «во время наколки чепца государыня обтирала лицо льдом».

Марта Вильмот, ирландская путешественница и писатель

Ирландка Марта Вильмот, посетившая Россию в начале XIX века, писала: «Каждое утро мне приносят пластинку льда толщиной со стекло стакана, и я, как настоящая русская, тру им щеки, от чего, как меня уверяют, будет хороший цвет лица».

При этом румянами и пудрой не пренебрегали – просто теперь их делали по европейским рецептам и не на основе свинца и ртути. При Екатерине в России работали четыре пудренных завода и пять румянных, кроме того, продавали иностранную косметику. Баночка румян стоила по-прежнему дорого: 80 копеек, когда на 10–12 копеек простой человек мог сытно поесть в трактире. Однако, пишет историк Марина Богданова, «краситься так, как красились прабабушки, было для щеголихи нового времени делом немыслимым и смехотворным. Косметика стала разнообразнее – румяна уже различались по оттенкам, от алых до нежно-розовых, – и модница могла подобрать нужный тон, какой ей потребен к лентам или платью».

К концу XVIII века в России стали популярны книги и журналы для модниц, сначала в основном переводные. В них можно было найти рецепты для самостоятельного изготовления пудр, кремов, лосьонов, и русские дамы стали этим активно пользоваться. К началу XIX века яркий макияж ушел в прошлое. В моду снова вошел естественный облик, лишь чуть тронутый пудрой, а лучшим румянцем стал считаться натуральный.